Театр вне времени, в аквалангах и на Луне

43-летний театральный режиссер из Санкт-Петербурга успел поработать в разных регионах страны и за рубежом. Последние несколько лет он тесно сотрудничает с театрами Дагестана, предлагая местной публике свои оригинальные трактовки классических и современных произведений. И его работы никого не оставляют равнодушными. Фото: Айдемир Даганов/ТАСС Дмитрий Павлов Имя Дмитрия Павлова на афише — уже повод и зачастую причина пойти на спектакль. «С ним театр всегда настоящий, объемный», — говорят о нем актеры. Прорыв в сценографии, смелость режиссерских приемов подняли театр Дагестана на ступеньку выше, считают критики. «Асият» — инсценировка поэмы «Горянка» — не первое обращение режиссера к творчеству Гамзатова. Совсем недавно в Махачкале на сцене Дагестанского театра оперы и балета состоялась премьера музыкально-драматического концерта «О тебе я думаю» по произведениям поэта. Свой взгляд на творчество Расула режиссер представил и в спектакле «Последняя цена» на стихи и прозу Гамзатова. Постановка с большим успехом идет на сцене Лакского театра и в других регионах страны, куда театр выезжает с гастролями. Гамзатов в трактовке Павлова для многих зрителей стал открытием. — Должен сказать, Расул Гамзатов далеко не мой любимый поэт, — смело признается режиссер. — Но, как мне кажется, я обнаружил у него очень ценные мотивы. Они в большей степени экзистенциальные — но как раз такие, к которым не привыкли в Дагестане почитатели его творчества. — Да, мне представляется, что дагестанская публика хочет видеть привычного Расула, которого она знает. Не кажется ли вам, что «Последняя цена» получилась слишком мрачной? — Нет, не кажется. Мрачность для меня — это путешествие в себя, исповедь, крайняя искренность. В этом тот же подлинный Гамзатов, о котором я говорю. Темы войны, матери, утраты, путь художника — согласен, это не весело. Спектакль многослойный, метафорический, он наполнен символами, и познанием творчества одного Гамзатова тут не возьмешь. Спектакль философский. Как говорил Мамардашвили, философия — это размышления о смерти и о страхе смерти. Этого у Гамзатова сполна. В «Последней цене» он далек от сложившегося образа поэта из большого ряда советских громогласных певцов. Он оказывается глубоким и чаще печальным, что естественно природе поэта. Думаю, мне удалось обнаружить в нем этот тон. Он зазвучал особым, до сих пор неизвестным, «непривычным» голосом и даже, скорее, шепотом. От этого и возникло примитивное непринятие постановки некоторыми знатоками. Да, такой взгляд на Гамзатова не для третьих глаз, но разве это плохо — увидеть его не в знакомом, таком подлинном качестве? — Это вообще тенденция в современном театре — какой-то страх перед прямым следованием за автором. Иногда он просто теряется. — Я ясно понимаю одно: спектакль не бывает классический или не классический, он либо живой, либо не живой. Никому не интересно смотреть спектакль не про себя, не про сегодняшний день. Основная тенденция всегда одна — поиск нового способа коммуникации со зрителем, с залом. И постмодернизм — это тоже разговор с человеком о человеке, с его внутренним миром. Для кого-то в тех или иных направлениях автор потеряется, а для кого-то обнаружится и раскроется. Режиссер не может без драматургического материала, но любой спектакль — это трактовка произведения. Режиссер берет авторство в свои руки, извлекает смысл из текста, а из этого — идею. И нелишне, если это будет еще и талантливо. 1 / 3